домой

 

СЛУЧАЙ ГЕНРИЕТТЫ КОРНЬЕ (1825): ОТКРЫТИЕ БЕЗМОТИВНОГО ПРЕСТУПЛЕНИЯ

 

 

 

  4 ноября 1825 года в Париже произошло преступление, потрясшее всю Францию. Молодая девушка Генриетта (Анриетта) Корнье (Henriette Cornier) перерезала горло 19-месячной Фанни Белон – дочке соседки, за которой она присматривала. Отделив голову от туловища, она 15 минут провела в неподвижности, сидя над останками. Когда мать вернулась за дочерью, Корнье сообщила ей: «Ваш ребенок умер». Мать, не поверив ей, попыталась войти в комнату. Тогда Корнье взяла свой фартук, на глазах матери завернула в него голову девочки и выбросила в окно. Когда потрясенная мать спросила: «Почему?», - Корнье ответила: «Такова идея». Больше ничего от нее добиться не удалось, кроме еще одной фразы: «Это заслуживает смертной казни».

   Конечно, в те времена это было страшное, шокирующее преступление (сейчас это не так шокирует). Но все же оно было не таким уж запредельным по своей жестокости (или чему-либо еще), чтобы к нему привлекать такое огромное внимание. В истории встречались и гораздо более тяжелые преступления (если говорить о бытовых, «семейных» преступлениях). К примеру, в 1817 году в городе Селестá женщина убила свою дочь, пожарила ее мясо с капустой и съела. Однако дело Генриетты Корнье вызвало большой общественный резонанс. Экспертизу Корнье проводил известнейший психиатр того времени Жан-Этьен Доминик Эскироль (1772 – 1840), директор Шарантона, знаменитой психиатрической лечебницы, где находились и умерли Маркиз де Сад и карикатурист Андре Жиль. В 1826 году вышло сразу несколько книг про ее случай.

   Крупнейший философ XX в. Мишель Фуко (1926 – 1984) посвящает делу Генриетты Корнье целую лекцию в курсе «Ненормальные», который он читал в Коллеж де Франс. Лекция была прочитана 5 февраля 1975 года.

   Фуко утверждает, что в лице Генриетты Корнье уголовный механизм Нового времени впервые столкнулся с проблемой немотивированного преступления.

   Знаменитое «наполеоновское завоевание» в праве - 64-ая статья Уголовного кодекса, принятого в 1810 году, гласила: если в момент совершения деяния субъект находился в состоянии помутнения рассудка, то преступления нет, так как субъект не ведал, что он творил, следовательно, не может нести ответственности за него. Поэтому нужно разделять лиц, совершивших преступное деяние, на два типа: «ответственных» (свободных юридических субъектов) и «невменяемых», т.е. таких, которым не может быть поставлено в вину преступление; таких, которые совершили деяние в силу своего болезненного состояния, в силу «патологической обусловленности». В общем, у первых есть мотив преступления (а самое главное – свободная воля в его совершении), у вторых – ни мотива, ни воли нет. Первые отправляются в тюрьму, вторые – в больницу. Так впервые медицина начинает сотрудничать с уголовным правом. Ведь это задача врачей, психиатров – определить, болен ли человек или нет, и могла ли его болезнь повлиять на его разум и волю.

   Что было в случае Корнье? Никакого понятного мотива ее преступления не было. Если та женщина из Селестá съела свою дочь, то мотив здесь имеется, и он понятен: в 1817 году в местности, где она жила (Эльзас), свирепствовал голод. Она убила и съела свою дочь лишь потому, что хотела есть. Поэтому ей и может быть вменено убийство (ей вынесли приговор и казнили).

   Так как никакого побудительного мотива, никакого основания для преступления у Генриетты Корнье выявлено не было, то вопрос всё равно оставался: почему она это сделала? Конечно, она наверняка была безумной?..

   Она находилась несколько дней под наблюдением психиатров и не обнаруживала очевидных признаков безумия. Поэтому суд спокойно мог бы заняться ее делом и вынести приговор (без сомнения, смертный). Однако Эскироль посетовал на то, что ему было дано слишком мало времени для наблюдения Генриетты Корнье. Тут прокурор неожиданно делает то, что судебная власть прежде никогда не делала: он соглашается с психиатром и… дает ему еще три месяца.

   Когда прошло три месяца, Эскироль (и два других психиатра – Аделон и Левейе) делает второе заключение: Генриетта Корнье по-прежнему не выказывает никаких признаков безумия. Однако как может быть не безумным человек, совершивший такое страшное преступление без всяких причин?

   Эскироль продолжил сетовать и заявил, что идеальным вариантом была бы экспертиза, проведенная непосредственно в момент деяния, и тогда наверняка у Генриетты Корнье можно было бы обнаружить безумие. (Надо заметить, что Эскироль, как и его учитель Филипп Пинель («отец современной психиатрии», в 1793 году впервые «освободивший от цепей» пациентов Бисетра), был убежден, что причины психических болезней лежат в «страстях души» и что безумие не полностью поражает разум больного.)

   Обвинение заняло такую позицию: действительно, мотива преступления нет, но если мы взглянем на биографию Генриетты Корнье, то увидим определенный образ жизни, который ни к чему хорошему не приводит. Она разошлась со своим мужем, у нее было двое внебрачных детей, которых она сдала в приют, она предавалась разврату. У нее не имелось разумных оснований для убийства ребенка, но она вся сама отразилась в этом преступлении, вся ее жизнь говорила о наклонности к преступлению. Она (как юридический субъект) так похожа на свое деяние, что мы имеем полное право наказать субъекта за это деяние. У нее нет ни бреда, ни меланхолии, нет никаких признаков безумия. Наоборот, у нее совершенно здравый, «дьявольский» ум. К примеру, как она сама показала, она заранее решила, что убьет дочь соседки. Она не совершала преступление в состоянии ярости. Она ведь заранее подготовила свою комнату для совершения убийства – поставила рядом с кроватью ночную вазу, чтобы собирать в нее кровь жертвы. Она упросила соседку, чтобы та позволила ей присмотреть за ребенком. Она изображала любовь и нежность к девочке. Наконец, после убийства она произнесла: «Это заслуживает смертной казни». Следовательно, она имела ясное представление о моральном значении своего поступка. Кроме того, выбросив голову девочки в окно, она пыталась, насколько это возможно, скрыть хотя бы часть тела жертвы.

   Фуко замечает, что здесь уголовное право проделывает хитрую операцию – отсутствие мотива, которое так всех смутило, оно пытается замаскировать присутствием… разума, здравомыслия. Обвинение настаивало на том, что преступление было совершено в здравом уме, но о мотиве преступления умалчивало.

   Может быть, Генриетта Корнье убила девочку из ревности к её отцу, любовницей которого она, возможно, была? Нет, Корнье не была его любовницей и вообще – едва знала эту семью.

   Защита же использовала те же самые аргументы, что использовало обвинение. Защита говорила, что нет внятного мотива для совершения преступления. А отсутствие мотива преступного деяния означает наличие безумия у совершившего его. Известно, что настроение Генриетты Корнье резко менялось от веселого к грустному. Сразу после совершения преступления обвиняемая стала грустной, меланхоличной, впадала в оцепенение, не отвечала на вопросы, т.е. исчезло сходство между субъектом и его поступками. Кроме того, в день совершения преступления у нее были месячные: известно, что менструация оказывает определенное влияние на психическое состояние женщины.

   И самая главная мысль защиты: когда Корнье сказала: «Это заслуживает смертной казни», то это означало то, что она осознавала законную характеристику своего деяния. Как моральная личность, как субъект, способный выносить моральные суждения, Генриетта Корнье оставалась прежней. Но ее преступление не может быть ей вменено как юридическому субъекту по причине болезненного состояния. Таким образом, впервые уголовное право стало иметь дело с преступлением бессмысленным (безмотивным), но бессмысленным только на одном, определенном уровне. На другом же уровне существуют некие силы, способные заставить субъекта совершить деяние, некая логика.

   Адвокат Генриетты Корнье Фурнье обратился за помощью к психиатру Шарлю Марку, который провел не экспертизу, а консультацию обвиняемой. Марк и Фурнье использовали такие выражения: «непреодолимый зов», «непреодолимое пристрастие», «почти непреодолимое влечение», «властная склонность, происхождение которой нам неведомо», «непреодолимое влечение к кровавым деяниям». Наконец: «варварский инстинкт», «инстинктивный поступок», «инстинктивное влечение». Однако такого термина как «инстинкт» не было тогда в понятийном арсенале ни судебной психиатрии, ни психиатрии вообще. Психиатрия тогда занималась заблуждениями, иллюзиями, фантазиями, бредом, а не склонностями, тенденциями, «личностными особенностями».

   Именно начиная со случая Генриетты Корнье в психиатрии возникает проблема ненормальности на уровне обычных, даже житейских поступков. Человек может быть психически нормальным, но его поступки могут быть безумными – так поучает психиатрия, начиная с середины XIX в.

   После Генриетты Корнье в психиатрии и уголовном праве поднимается целая серия вопросов, в XVIII в. казавшихся немыслимыми: является ли обладание инстинктами патологией? Давать волю своим инстинктам – болезнь это или нет? Есть ли ненормальные инстинкты? Можно ли властвовать над инстинктами? Можно ли корректировать инстинкты?

   В судебной психиатрии начинают появляться совершенно новые, доселе невиданные категории, упорядочивавшие «преступления инстинктов»: например, некрофилия (ок. 1840), клептомания (ок. 1860), эксгибиционизм (1876).

   Сейчас, когда никого уже не удивляют серийные убийства «на сексуальной почве» (безмотивные!), никого не удивляет и эта точка зрения (точнее, над ней никто и не задумывается): человек может быть «частично безумным», безумным только в своих поступках и влечениях. Так считает психиатрия (см. любое интервью, к примеру, с самым известным отечественным специалистом по серийным убийствам А.О. Бухановским). Однако тогда, 180 лет назад, это открытие (или, вернее, изобретение) явилось великим потрясением.

 

   Картинки: вверху – портрет Генриетты Корнье, внизу – Мишель Фуко.

 

ЛИТЕРАТУРА

   Мишель Фуко. Ненормальные. Курс лекций, прочитанных в Коллеж де Франс в 1974 – 1975 учебном году. СПб.: Наука, 2004

   Мишель Фуко. Эволюция понятия «опасный индивид» в судебной психиатрии XIX в.: Лекция, прочитанная на симпозиуме «Закон и психиатрия» в Торонто, Институт психиатрии Кларка, 24 – 26 октября 1977 г. // Интеллектуалы и власть. Статьи и интервью 1970 – 1984. Ч. 3. М.: Праксис, 2006. Стр. 113 - 142

 

домой

 

©2006 VitaExtensa